Национальный музей древностей Таджикистана

Древнейшие следы обитания человека на территории Таджикистана насчитывают около миллиона лет и относятся к древнекаменному веку (палеолиту). Широко распространены в республике – вплоть до высокогорий Восточного Памира – памятники гиссарской неолитической культуры. С древнейшими очагами цивилизации на Ближнем Востоке были, видимо, связаны обитатели поселения бронзового века 3 – 2 тысячелетия до н. э., открытого в долине Зеравшана – близ селения Саразм. Хорошо изучена последняя стадия эпохи бронзы как в северных, так и в южных районах Таджикистана.

❗Консультации:  ❗

Древний период в истории Таджикистана (середина 1 тысячелетия до н. э. – середина 1 тысячелетия н. э.) – это время сложения и существования в Средней Азии раннего классового общества, время формирования здесь первых государственных объединений, время этнической и языковой консолидации многочисленных племен преимущественно восточно-иранской языковой группы. Этими процессами в эпоху древности были затронуты обе основные группы древних обитателей Таджикистана – кочевники и оседлые земледельцы. Непосредственные контакты – не только торговые, но и военно-политические – с другими народами, находившимися на более высокой ступени цивилизации, несомненно, ускорили эти процессы.

Археологические данные – основной источник для реконструкции истории этого периода, вносящий существенные дополнения и коррективы в скудные и отрывочные сведения письменных источников. Археологические исследования позволяют говорить о резком увеличении площадей, освоенных оседлыми земледельцами, и о создании ирригационных систем большой протяженности, о возникновении (в том числе и на территории Таджикистана) первых городов – с мощными оборонительными сооружениями, со зданиями монументального характера, с широким развитием специализированного ремесленного производства, о появлении подражательных выпусков и, наконец, монет собственной чеканки. Труднее по археологическим данным проследить за коренными переменами в идеологии, также приходящимися на эту эпоху. Раскопки уже дали нам древнейшие памятники письменности и первые памятники монументального искусства. Письменные источники почти ничего не сообщают о социальном устройстве Средней Азии в середине 1 тысячелетия до н. э. – середине 1 тысячелетия н. э. Пока мы смутно представляем структуру общества, место в нем города и сельской округи и тому подобные стороны жизни, не находящие непосредственного отражения в памятниках материальной культуры.

В середине 1 тысячелетия до н. э. народы древней Средней Азии впервые появляются на мировой исторической арене, и наука располагает о них не только археологическими данными, но и сведениями письменных источников. Сложными и полными драматизма были исторические судьбы древних обитателей современного Таджикистана. В 6 – 4 вв. до н. э. Средняя Азия была включена в состав Ахеменидской империи, но происходило это отнюдь не мирным путем: около 530 г. до н. э. нашел свою гибель, пытаясь покорить народы Средней Азии, основатель этой могущественной державы – Куруш (Кир), неоднократно происходили здесь восстания против чужеземного господства.

В 30-х гг. 4 в. до н. э. Ахеменидское царство пало. Его сокрушил Александр Македонский, прошедший победным маршем по Малой Азии, Египту и странам Ближнего Востока. Но в Средней Азии это триумфальное шествие «завоевателя мира» приостановилось почти на три года: такого серьезного сопротивления, как в Согде, греко-македонская армия раньше не встречала нигде. В борьбе с иноземцами использовалось все – и бескрайние пустыни, и горные ущелья с неприступными крепостями-скалами (одна из них находилась где-то в отрогах Гиссарского хребта и пока не найдена). Не зря, бросая в лицо Александру горькую правду, один из его сподвижников во время пира в Самарканде – за несколько мгновений до того, как разгневанный царь пронзил его копьем, – говорил о Согдиане: «Она столько раз восставала и не только еще не покорена, но и покорена быть не может!». Кровь и разрушения принесли цивилизованные эллины среднеазиатским «варварам» – только в Северном Таджикистане было стерто с земли семь городов.

Лишь спустя столетие – во второй половине 3 и во 2 в. до н. э., в период существования Греко-бактрийского царства (его столица находилась близ современного Балха в Северном Афганистане), народы Средней Азии Познакомились с подлинной эллинистической культурой во всем ее многообразии и великолепии.

Храм Окса на городище Тахти Сангин в Южном Таджикистане (близ слияния Вахша и Пянджа) – единственное пока монументальное сооружение греко-бактрийского времени, обнаруженное к северу от Амударьи, столь ярко запечатлевшее сочетание эллинистической культуры с древними местными традициями. Судьба этого здания отражает в миниатюре исторические судьбы древних обитателей Таджикистана в ту тревожную эпоху. В конце 2 – 1 в. до н. э. этот великолепный и очень богатый храм приходит в запустение: нашествие кочевых племен из глубин Азии (античные авторы называли их тохарами, в китайских хрониках их именуют юечжами) положило конец расцвету греко-бактрийской культуры.

Тохарско-юечжийский период на территории Таджикистана представлен пока главным образом курганными и грунтовыми могильниками 1 в. до н. э. – 1 – 2 вв. н. э. Возвышение одного из юечжийских племен – племени кушан – привело к созданию могущественного Кушанского царства, северная граница которого проходила, вероятно, по Гиссарскому хребту, а южная – в долине Инда. Эллинистическое наследие греко-бактрийской эпохи, древние среднеазиатские традиции и богатое культурное достояние индийской цивилизации оказались сплавленными – в рамках Кушанской державы – в одно целое. На это время приходится возрождение храма Окса и поздний период его существования, давший основные слои. Яркое (хотя, может быть, пока и не совсем полное) представление о кушанском периоде дают многочисленные археологические памятники, исследованные на территории Таджикистана. В Центральном Таджикистане (долина Зеравшана) слои этого времени пока изучены слабо, но Северный Таджикистан, оправившись от последствий греко-македонского нашествия, продолжал в последних вв. до н. э. – первых вв. н. э. сохранять свою независимость: предположение о том, что Кушанское царство простиралось на север до Сырдарьи, не нашло подтверждения фактами.

И для северных, и для южных районов Таджикистана на всем протяжении их истории характерно сосуществование и взаимодействие оседло-земледельческого и кочевого населения, хотя соотношение между этими двумя группами менялось и не всегда было сбалансированным. Как правило, с кочевниками связывают курганные могильники, но широкое распространение в Северном Таджикистане во второй четверти 1 тысячелетия н. э. и позднее подбойно-катакомбных погребений (в том числе – «карабулакско-ворухской» культуры), курумов и т. п. позволяет говорить о процессе постепенного оседания кочевого населения. Вновь открытый грунтовой могильник Лангари Ходжиен – логическое завершение этого процесса. Правда, пока еще очень трудно конкретизировать намечаемую по археологическим материалам сложную и далеко не всегда надежно обеспеченную сведениями письменных источников этногенетическую картину древней эпохи (середина 1 тысячелетия до н. э. – середина 1 тысячелетия н. э.).

5 – 8 вв. в истории Средней Азии – это время осложнения и формирования нового социально-экономического строя, время оформления и стабилизации классов и сословий феодального общества, его иерархической структуры и т. п. Эти коренные преобразования неизбежно находили отражение (правда, не всегда прямое и непосредственное) в памятниках материальной и художественной культуры, исследуемых археологами. Переход от древности к раннему средневековью сопровождался военными действиями и политической борьбой – кратковременной сасанидской оккупацией самых южных районов Таджикистана, нашествием эфталитов, внутренними междоусобицами и т. п. потрясениями. Но проведенные исследования (по крайней мере, на территории Таджикистана) не обнаружили следов социально-экономического кризиса, которым сопровождалась, как полагали, смена общественных формаций.

Современный Таджикистан в раннесредневековую эпоху не составлял единой историко-географической области, а был разделен на несколько разных и исторически, и в культурном отношении частей, обособленных и политически: Южный Таджикистан входил в состав Северного Тохаристана, восточная часть долины Зеравшана составляла единое целое с остальной территорией Согда, а Северный Таджикистан частично входил в состав Уструшаны, уже оформившейся в это время в самостоятельную территориально-политическую единицу, хотя и сохранявшей очень тесные связи с Согдом, а частично – в состав Ферганы и Илака.

Широкий спектр социально-экономических и историко-культурных перемен осуществлялся в 5 – 8 вв. в каждой из этих областей как итог внутреннего развития общества, вполне самостоятельно и со своими специфическими особенностями. Но внешние проявления этих сложных процессов и конечные результаты, к которым они приводили, в целом, примерно одинаковы, что может служить еще одним подтверждением формационного характера всех этих преобразований.

Так, одно из проявлений феодализации (и весьма характерная особенность этого процесса) – массовое появление хорошо укрепленных резиденций знати – замков. На территории Таджикистана они возникают и в Западной Фергане, и в окрестностях Шахристана, и в долине Зеравшана, и в южных районах. Вокруг некоторых таких замков возникают и поселения, очень быстро превратившиеся в шахристаны новых, раннесредневековых городов. Полнее всего этот процесс их становления исследован сейчас, пожалуй, на Пенджикентском городище; несколько иной вариант развития демонстрируют городища Калаи Кахкаха 1 и 2 в Шахристане. Но продолжают в 5 – 8 вв. существовать и развиваться города, возникшие в эпоху древности – например, Ходжент. Сложность и многообразие городской жизни раннего средневековья в Средней Азии выявились и конкретизировались лишь в последние десять – пятнадцать дет благодаря широко развернувшимся в Таджикистане археологическим исследованиям.

В Согде, Тохаристане и, видимо, в Уструшане существовала сходная иерархическая структура раннефеодального общества: об этом прямо сообщают найденные во время раскопок документы 8 в. Небольшие владения, каждым из которых правил свой «государь» («владетель»), объединялись в «царство», главой которого становился один из таких удельных «государей» (или «владетелей»). Царь был, таким образом, как бы старшим среди таких «владетелей» – первым среди равных. Видимо, в Согде власть царя была формально не наследственной, а выборной. В согдийских документах из замка на горе Муг верховный правитель Согда всегда именуется «согдийский царь, самаркандский государь», но по документам из этого же архива известно, что такой титул не менее двух лет носил и пенджикентский «государь» Деваштич. Видимо, аналогичная структура существовала и на другом социальном уровне – внутри каждого из владений: «государь», стоящий во главе владения, тоже был лишь первым среди равных по отношению к знати в своем «уделе». Такая социальная структура в Согде и других раннесредневековых политических объединениях на территории Таджикистана, видимо, восходит к устройству общества на заключительной стадии первобытно-общинного строя и служит важным типологическим признаком феодализма.

Памятники раннесредневековой эпохи в Таджикистане приготовили исследователям ее культуры и искусства немало радостных сюрпризов. Составлявшая неотъемлемую часть архитектурного убранства зданий резьба по дереву, статуи и многометровые скульптурные фризы из глины, сотни квадратных метров сюжетной живописи, – все это открыто сейчас и в Уструшане, и в Согде, и в Северном Тохаристане, во дворцах и храмах, в домах знати и богатых купцов, в буддийских монастырях и часовнях. Каждое новое произведение изобразительного искусства приближает нас к пониманию духовной культуры предков таджикиского народа, их идеологии, их литературы.

В культуре разных областей Средней Азии раннесредневековой эпохи отчетливо прослеживаются бесспорные признаки процесса ее унификации. И хотя это явление получило особенно широкий размах и окончательное завершение только в 9 – 10 вв. уже на совсем иной политической и идеологической основе – его первые предвестники, сама тенденция к такой унификации впервые вполне определенно ощущаются в 6 – 8 вв.

Особо следует отметить ведущую роль Согда и его культуры в этом процессе. Одновременное появление в разных областях близких форм керамических сосудов и способов их орнаментации, одинаковых поясных наборов, ювелирных изделий и т. п. еще можно было бы объяснить просто «модой» или заимствованиями в соседних областях. Но если одновременно с этим по всей Средней Азии распространяются практически единые технические приемы и стандарты в строительстве, если в раннесредневековую эпоху в Согде, в Северном Тохаристане, в Уструшане и даже в Чаче согдийское письмо и согдийский язык используются для надписей на таких официальных документах, какими были монетные выпуски, мы вправе констатировать, что это все – проявления тенденции к созданию единой культуры всех этих областей.

Все яснее становится и механизм этого процесса, причины, обеспечившие доминирующее положение согдийской культуре и согдискому искусству. Согд и согдийцы издавна играли особую роль в сухопутной торговле Азии. Многочисленные согдийские колонии существовали на караванных путях в Киргизии, в Восточном Туркестане, вплоть до границ Танской державы и в ее пределах. Но согдийцы были не только крупнейшими организаторами международной торговли – главными «караванщиками» Азии. Одновременно они выступают и как главные переносчики культурных ценностей от одного народа Азии к другому. Согдийский язык в это время – основной язык международного общения Азии. И не удивительно, что в самой Средней Азии именно согдийская культура становится костяком, основой в этом процессе унификации.

Бурный расцвет в раннесредневековую эпоху городской жизни сопровождался не менее ярким расцветом монументального изобразительного искусства. Представленные на выставке произведения раннесредневековых живописцев и ваятелей – лишь небольшая часть памятников раннесредневекового искусства, открытых на территории Таджикистана. Такое сопоставление произведений, созданных мастерами трех основных исторических областей раннесредневекового Таджикистана – Согда, Тохаристана и Уструшаны, — лучший путь к постижению общих закономерностей искусства предков таджикского народа этой эпохи.

Средневековую эпоху на Востоке иногда представляют как мрачные века застоя и даже упадка, особенно в развитии культуры, как эпоху «остановившегося времени». Безраздельное господство в социально-экономической жизни развитых феодальных отношений, а в идеологии и культуре – ислама и его установлений, действительно, оказали решающее воздействие на судьбы народов Средней Азии. Но, при всей справедливости этих обобщенных истин, они слишком «возвышаются» над конкретной историей с ее спадами и подъемами, с ее многообразием и яркими красками реальной жизни, – они слишком абстрактны, чтобы дать полное представление о процессе развития.

Средневековая эпоха в истории Таджикистана – это целое тысячелетие, десять веков, каждый из которых так не похож на другой. И пожалуй, самый яркий, самый неожиданный исторический феномен приходится на самое начало этой эпохи, на грань между 8 и 9 вв. Нашествие захватчиков, разрушения городов и замков, жестокое истребление непокорных и, наконец, насильственная исламизация, практически означавшая не только принятие чужой религии, но и полный отказ от многовековых традиций собственной культуры, – такое трагическое завершение раннесредневековой эпохи, казалось бы, означало, что Согд, Тохаристан, несколько позднее Уструшана отброшены назад в своем развитии…

Но где-то в последних десятилетиях 8 – начале 9 в. происходит чудо, или качественный скачок, – возникает и стремительно распространяется по всему Мавераннахру единая и совершенно новая культура, на первый взгляд ни в чем не схожая с домусульманскими культурами Средней Азии. Обновление претерпевают все ее составные части и элементы – полная смена не только вкусов, но и технического арсенала происходит в самом массовом ремесленном производстве – керамическом, в изготовлении металлических изделий (в том числе и художественных); впервые прочное место и в архитектуре, и в строительной практике занимает (наряду с сырцовым кирпичом и пахсой) жженый кирпич и т. п. Новая религия – ислам – приносит с собой не только новые священные книги и новые обряды, но и новую письменность, новый календарь, новые школы. Хотя масштаб этих перемен и их значение для культуры огромны, но этом нет ничего неожиданного и удивительного.Но одновременно – за очень короткий срок – изменяется и живой язык, на котором разговаривают жители Мавераннахра. На смену согдийскому, бактрийскому (с их диалектами) и другим языкам народов Средней Азии приходит единый – для огромной территории от Бухары до Памира и от Ходжента до Кабулистана – язык: таджикиский язык, или язык дари. За этим стоит, конечно, не смена населения в Мавераннахре (т. е. не уход одних групп населения и приход других) – слишком велики для этого масштабы перемен, да и антропологически состав населения Средней Азии остается прежним: речь идет о возникновении и оформлении новой народности – таджиксой.

Политической основой этого процесса, важным условием консолидации и культурного расцвета таджикской народности в 9 – 10 вв. послужило могущественное государство Саманидов. Включение в 8 в. Мавераннахра в состав Арабаского халифата не просто открыло вчерашним согдийцам и тохаристанцам доступ к сокровищнице духовных ценностей того времени, но и вызвало яркую вспышку творчества, позволившую им внести свой замечательный вклад в мировую культуру, вписав в нее имена Фиродуси, Абу Али Ибн Сины (Авиценны) и других великих ученых, поэтов, мыслителей. Продолжался этот процесс и позднее, когда после падения династии Саманидов Мавераннахр оказался под властью Караханидов.

Поступательное развитие народов Средней Азии было прервано вторжением в 20-х гг. 13 в. полчищ Чингизхана. Павшие города и порабощенные жители, разрушенные ирригационные системы и переставшие возделываться поля… Только в 14 – 15 вв. происходит новый хозяйственный подъем, а за ним и расцвет культуры.

Сосуществование оседло-земледельческого и кочевого населения остается характерной чертой среднеазиатской действительности и в средние века. Нередко возникают в эту эпоху политические объединения (иногда весьма значительных и даже огромных размеров), во главе которых стоят династии кочевнического происхождения. Видимо, не только устойчивость общинного земледельческого уклада и консерватизм мусульманского духовенства, но и периодические переходы государственной власти (на разных уровнях феодальной иерархии) к представителям кочевого мира (со свойственными для них и, видимо, определяемыми хозяйственной спецификой степного скотоводства пережитками первобытно-общинной, родовой организации общества) определяли в это время не только темпы и направление развития социального устройства, но и характер среднеазиатской культуры развитого средневековья.

Видимо, не только ислам, господствоваший в идеологии средневековой Средней Азии, но и устойчивые традиции искусства кочевников проявились в том, что художественная культура средневековой эпохи – это прежде всего доведенное до совершенства искусство орнамента – геометрического, растительного, эпиграфического, иногда – с элементами зооморфности. Орнаментальная декоративность безраздельно господствует и в архитектурном убранстве, и в ювелирных изделиях, и в керамике, и в художественных изделиях из металла.Для искусства домонгольского периода в Мавераннахре скорее можно говорить о выделении технических центров по производству тех или иных художественных изделий, чем о различиях между художественными школами со своим арсеналом изобразительных средств и стилистическими особенностями, но об общих закономерностях пока судить рано – памятники средневекового искусства на территории Таджикистана пока исследованы менее обстоятельно, чем памятники раннесредневековой и даже древней эпохи. Яркие страницы истории художественной культуры средневекового Таджикистана – штуковое и живописное убранство монументальных зданий Хутталя, обнаруживающее тесные связи с газневидским искусством; резное дерево верхнего Зеравшана, продолжающее традиции согдийских мастеров; замечательные находки художественных изделий из металла из Северного Таджикистана, демонстрирующие тесные связи с произведениями ближневосточных мастеров и т. п. – еще не сложились в единое «повествование», не дают пока цельного и понятного во всех деталях представления об этом искусстве в развитии. Но можно не сомневаться, что совместные усилия археологов, историков культуры и искусствоведов позволят воссоздать тысячелетнюю историю средневекового искусства Таджикистана во всей полноте и многообразии.

* * *

Открытие древних и средневековых памятников культуры и искусства – одно из самых ярких и значительных достижений развития науки в Таджикистане, в первую очередь, археологии. История археологического изучения Таджикистана – это история многолетнего научного поиска, в котором ежегодно участвовали и участвуют десятки людей. Систематическое научное исследование древностей Таджикистана началось в 1946 г., когда была создана Институтом истории материальной культуры АН СССР, Таджикским филиалом АН СССР и Государственным Эрмитажем Согдийско-Таджикская экспедиция во главе с членом-корреспондентом АН СССР А. Ю. Якубовским.

До этого территория Таджикистана практически была сплошным белым пятном на археологической карте Средней Азии, а о случайных находках предметов старины узнавали лишь когда они попадали в музеи и другие коллекции, часто – далеко за пределами Таджикистана. Выше уже упоминалось о судьбе знаменитого Амударьинского клада, найденного в Южном Таджикистане – на городище Тахти Кобад – и оказавшегося в Лондоне, в Британском музее. Можно привести и другие примеры. Так, в 90-х гг. 19 в. в Самаркандский музеум поступил медный топор 3 тысячелетия до н. э., найденный близ селения Ери на правом берегу Зеравшана (ныне – Пенджикентский район Ленинабадской обл.); в 1927 г. была вывезена из селения Оббурдон (Айнинский р-н) резная деревянная колонна 10 в., впервые описанная и сфотографированная М. С. Андреевым в 1915 г.

Не было тогда в Таджикистане ни музеев, ни научных учреждений, которые могли бы взять на себя заботу об историческом прошлом края. Многочисленные геологические, ботанические, этнографические и разные другие экспедиции, работавшие здесь в дореволюционные годы и в 20 – 30-х гг., проявляли, конечно, интерес и к археологическим памятникам, но чаще всего это был интерес попутный и достаточно поверхностный. Археологическая экспедиция Музея восточных культур (Москва) под руководством Б. П. Денике, посетившая самые южные районы Таджикистана в 1928 г. (в том числе и знаменитое теперь городище Каменное, или Тахти Сангин), была первой специальной экспедицией на территории республики, но раскопок здесь она не проводила и прошла для истории археологического изучения Таджикистана совершенно бесследно.

В 1932 – 1933 гг. были сделаны замечательные находки на холме Калаи Муг (на Верхнем Зеравшане), очень быстро ставшие сенсацией мирового значения. Случай как был приоткрыл археологическую сокровищницу недр таджикской земли, позволив пока лишь чуть-чуть заглянуть в нее… К сожалению, идилическая версия рассказа об этом открытии (ее можно встретить в литературе и сегодня) умалчивает и о самодеятельных раскопках А. Пулоти, и о брошенных без надзора раскопках, и о том, что А. А. Фрейман и А. И. Васильев вели свои работы всего тринадцать дней – уже под снегом и дождем – с 10 по 23 ноября 1933 г. О том, что эти раскопки были осуществлены на очень низком научно-методическом уровне (Литвинский, 1954, с. 14 – 16; Якубов, 1979, с. 97 – 99 и далее), было ясно уже в 1934 г. (Аптекарь, 1934).Другие исследования, проведенные в эти же годы (1933 – 1934 гг.) под руководством Б. А. Латынина (при участии Государственного Эрмитажа) на территории Таджикистана – в Исфаринском районе, хотя и носили рекогносцировочный характер, заслуживают самой высокой оценки как по безукоризненности методики, так и по проблематике – задачам, которые это экспедиция ставила перед собой. Эта «попытка создания картины исторического развития одного из районов республики» в целом, комплексно – с изучением ирригационных систем и могильников, замков и городищ и т. п. – не стала, к сожалению, первым шагом в планомерном археологическом изучении Таджикистана: работы были прерваны и получили продолжение лишь двадцать лет спустя (Давидович – Литвинский 1955).

В 30 – 40-х гг. 20 в. заметно активизировалась в Таджикистане деятельность Комитета по охране памятников истории Таджикистана, душой всех начинаний которого и, как правило, главным исполнителем был археолог-краевед В. Р. Чейлытко. В обследование территории Таджикистана, выявление и первичный учет археологических памятников внесли в эти годы немалый практический вклад краеведы-любители А. Е. Маджи, А. П. Колпаков, Р. Махмудов, В. Д. Салочинский и др., но, к сожалению, их подготовленность к такого рода деятельности намного уступала (как и у В. Р. Чейлытко) их энтузиазму и заинтересованности. В. Р. Чейлытко вел даже небольшие раскопки на некоторых памятниках (и, в частности, на Пенджикентском городище), но итоги этих работ находили отражение, в лучшем случае, только в газетных заметках, а датировки и исторические выводы В. Р. Чейлытко и других краеведов-любителей чаще всего ошибочны.

Создание в 1946 г. Согдийско-таджикской экспедиции не просто вывело археологические исследования в Таджикистане на новый научно-методический уровень – принципиально изменился и масштаб работ, получивших неведомый ранее размах и охвативших почти всю территорию республики. А. Ю. Якубовскому удалось создать большой коллектив археологов и востоковедов (главным образом, ленинградских), хорошо знакомых с Таджикистаном, началась подготовка первых национальных кадров. Изменяется с 1952 г. и название экспедиции: она начинает именоваться «Таджикиская археологическая экспедиция», что отражает, в первую очередь, расширение проблематики работ экспедиции, хронологических и географических рамок ее исследований.

Большую помощь в организации Таджикиской археологической экспедиции оказал Б. Г. Гафуров, проявлявший и в последующем постоянное внимание и интерес к изучению древностей в республике. С именем Б. Г. Гафурова непосредственно связано и второе важное событие, коренным образом изменившее характер и направление археологических исследований в Таджикистане, – создание в составе АН Таджикиской Института истории, археологии и этнографии (ныне – Институт истории им. А. Дониша), которым руководил один из выдающихся советских востоковедов старшего поколения А. А. Семенов, а внутри Института – сектора археологии и нумизматики с Б. А. Литвинским и Е. А. Давидович во главе.

Сплошное археологическое обследование территории Таджикистана стало на многие годы основным направлением деятельности археологов в республике, наряду с продолжением больших раскопочных работ на Пенджикентском городище и углубленными исследованиями многих других памятников. Важное место в эти годы занимает и изучение археологических объектов в зоне больших новостроек – обследование будущего дна Кайраккумского водохранилища, а затем и Нурекского моря, разведки и раскопки в осваивавшейся заново Яванской долине и т. п.Со временем, когда будет написана история археологического изучения Таджикистана, в ней займут почетное место сделанные в 50-х – 60-х гг. открытия замечательных памятников истории и культуры таджикского народа и его предков – в курганных могильниках Исфаринского района и в Бешкентской долине, в столице раннесредневековой Уструшаны Бунджикате и в развалинах буддийского монастыря Аджинатепа в Вахшской долине, на городище Саксанохур в Пархарском районе и во дворце правителя средневекового Хутталя – на городище Курбаншаид в Хатлонской области. Но «столицей» археологии Таджикистана все эти годы было и остается Пенджикентское городище 5 – 8 вв., раскопками которого с 1952 г. руководит А. М. Беленицкий. Давно приобрели мировую известность ежегодно открываемые здесь шедевры согдийского искусства, все определеннее, конкретнее вырисовывается тот выдающийся вклад, который внесли согдийцы в культуру Центральной Азии в целом.

В 1973 г. Таджикиская археологическая экспедиция разделилась на три самостоятельные экспедиции: Северо-Таджикистанскую во главе с Н. Н. Негматовым, Южнотаджикскую, работами которой руководит Б. А. Литвинский, и Пенджикентскую (ее возглавил А. М. Беленицкий вместе с Б. И. Маршаком и В. И. Распоповой). Этот организационный шаг отражает в первую очередь резко возросший объем исследований археологических памятников на территории Таджикистана, расширение изучаемой проблематики и, как следствие, увеличение количества отрядов, ежегодно выезжающих в поле. Но общее направление работ, научно-методические принципы археологических исследований в республике остались при этом прежними. Близится к завершению многолетняя работа по сплошному археологическому обследованию Таджикистана и составлению археологической карты республики, осуществляемая сектором археологии Института истории им. А. Дониша АН Таджикстана (С 1971 г. сектором руководит В. А. Ранов).Большую исследовательскую работу ведет тесно связанный с археологической проблематикой сектор истории культуры Института им. А. Дониша (им заведует Н. Н. Негматов). Надежными помощниками археологов и непременными участниками многих экспедиций стали сотрудники созданной при Институте истории им. А. Дониша реставрационной лаборатории, которую возглавляет Л. Н. Новикова.

Большую работу по изучению и сохранению древностей Таджикистана ведут и учреждения в системе Министерства культуры Таджикстана. Бережно собираются все случайные находки предметов старины, некоторые музеи (Республиканский музей им. А. Рудаки в г. Пенджикенте, Согдийский областной краеведческий музей и др.), располагая своими квалифицированными кадрами археологов, ведут совместно с экспедициями АН Таджикстан раскопочные работы. Пристальное внимание археологическим исследованиям в республике постоянно уделяет и инспекция по охране памятников Министерства культуры Таджикстан, значительные средства на раскопки дает ежегодно Общество охраны памятников истории и культуры Республики Таджикистан. В 1979 г. археологическими заповедниками были объявлены Пенджикентское городище и Гиссарская крепость.

Большую и плодотворную работу по сбору эпиграфических памятников ведет академик АН Республики Таджикистан А. Мухтаров. Нумизматическое собрание Института истории им. А. Дониша, возникшее буквально на пустом месте, сейчас обладает коллекциями большой научной ценности, изученными и опубликованными более полно, чем в других среднеазиатских республиках.

10.11.2008